16 Фев 15 Дон Мак-Кэрри. Исцеление сломанной ветви Авраама: Благовествование мусульманам

Эта книга - про обращение мусульман к Христу. Она про отвергнутую ветвь разбитой семьи Авраама. Корни этой истории уводят нас на четыре тысячи лет назад к семейной трагедии под шатрами Авраама, Друга Бога. Это история соперничества двух матерей, двух сыновей и их единого отца. Пламя этого соперничества никогда не угасало. Оно горит в груди враждующих потомков Авраама и по сей день.

Скачать Исцеление сломанной ветви Авраама: Благовествование мусульманам. Дон Мак-Кэрри. (PDF)

29 Янв 09 Иеромонах Серафим (Роуз). Душа после смерти

Эта книга имеет двоякую цель: во-первых, с точки зрения православного христианского учения о загробной жизни, дать объяснение современных «посмертных» опытов, возбудивших такой интерес в некоторых религиозных и научных кругах; во-вторых, привести основные источники и тексты, содержащие православное учение о загробной жизни. Если ныне это учение так плохо понимают, то это во многом следствие того, что в наши «просвещенные» времена эти тексты находятся в забвении и совсем «вышли из моды». Мы пытались сделать эти тексты более понятными и доступными современному читателю. Нет нужды говорить о том, что они представляют собой бесконечно более глубокое и полезное чтение, чем популярные сейчас книги о «посмертном» опыте, в которых, даже если они и не являются лишь обычной сенсацией, все равно не может быть ничего, кроме внешней эффектности, потому что в них нет цельного и истинного учения о загробной жизни.

Изложенное в этой книге православное учение, несомненно, подвергнется критике со стороны некоторых лиц как слишком простое и наивное, чтобы в него мог поверить человек ХХ века. Поэтому следует подчеркнуть, что это учение есть не учение нескольких изолированных или нетипичных учителей Православной Церкви, а учение, которое Православная Церковь Христова предложила с самого начала, которое изложено в бесчисленных святоотеческих творениях, в житиях святых и богослужениях Православной Церкви, и которое Церковь непрерывно передает вплоть до наших дней. «Простота» этого учения – это простота самой истины, которая – будь она выражена в том или ином учении Церкви – оказывается освежающим источником ясности среди путаницы, вызванной в современных умах различными заблуждениями и пустыми спекуляциями последних столетий. В каждой главе настоящей книги делается попытка указать на святоотеческие и агиографические источники, содержащие это учение.

Основным источником вдохновения при написании этой книги послужили труды епископа Игнатия (Брянчанинова), который был, возможно, первым крупным русским православным богословом, непосредственно занимавшимся именно той проблемой, которая встала так остро в ниши дни: как сохранить подлинное христианское предание и учении в мире, ставшим совершенно чуждым Православию и стремящимся или к тому, чтобы опровергнуть и отбросить его, или перетолковать его таким образом, чтобы оно стало совместимо с мирским образом жизни и мышления. Остро ощущая римско-католическое и другие западные влияния, которые стремились модернизировать Православие даже в его дни, преосвященный Игнатий готовился к защите Православия как путем углубленного изучения православных первоисточников (чье учение он впитал в ряде лучших православных монастырей своего времени), так и путем ознакомления с наукой и литературой своего времени (он учился в военно-инженерном училище, а не в духовной семинарии). Вооруженный, таким образом, знанием как православного богословия, так и светских наук, он посвятил свою жизнь защите чистоты Православия и разоблачению современных уклонений от него. Не будет преувеличением сказать, что ни в одной из православных стран XIX века не было такого защитника Православия от искушений и заблуждений современности; его можно сравнить лишь с его соотечественником, епископом Феофаном Затворником, который делал то же самое, но изложил более простым языком.

Один том собрания сочинений епископа Игнатия (том 3) специально посвящен церковному учению о загробной жизни, которое он защищал против римско-католических и других современных искажений. Именно из этого тома мы главным образом взяли для нашей книги обсуждение таких вопросов, как мытарства и явления духов, - учений, которые по ряду причин современный ум не может принять, но настаивает на их перетолковании или полном отвержении. Преосвященный Феофан, конечно, учил тому же, и мы также воспользуемся его словами; а в нашем веке другой выдающийся русский православный богослов, блаженной памяти архиепископ Иоанн (Максимович) столь ясно и просто повторил это учение, что мы использовали его слова как основу для заключительной главы настоящей книги. То, что православное учение о загробной жизни столь ясно и четко излагалось выдающимися современными учителями Православия вплоть до наших дней, оказывает огромную пользу нам, стремящимся сегодня сохранить отеческое Православие не просто путем правильной передачи слов, но больше того – путем подлинно православного толкования этих слов.

В книге, помимо упомянутых выше православных источников и толкований, мы широко использовали современную неправославную литературу о «посмертных» явлениях, а также ряд оккультных текстов по этому вопросу. В этом мы следовали примеру владыки Игнатия – излагать лжеучения настолько полно и беспристрастно, насколько это нужно для разоблачения их ложности, чтобы православные христиане не соблазнялись ими; как и он, мы обнаружили, что неправославные тексты, когда дело касается описания фактического опыта (а не мнений и толкований), дают зачастую потрясающее подтверждение истин Православия. Главной нашей целью в этой книге было дать настолько детальное противопоставление, насколько нужно, чтобы показать полное различие между православным учением и опытом православных святых, с одной стороны, и оккультным учением и современными опытами – с другой. Если бы мы просто изложили православное учение без этого противопоставления, оно было бы убедительно лишь для немногих, не считая тех, кто уже придерживался этих убеждений; но сейчас, возможно, даже кое-кто из тех, кто вовлечен в современные опыты, осознает огромную разницу между ними и подлинно духовным опытом.

Однако уже то, что значительная часть этой книги посвящена обсуждению опытов как христианских, так и нехристианских, означает, что здесь не все представляет собой простое изложение церковного учения о жизни после смерти, но что также дается и авторская интерпретация этих разнообразных опытов. А в том, что касается самих интерпретаций, конечно, есть место для законного разномыслия между православными христианами. Мы постарались, насколько это возможно, дать эти интерпретации в условной форме, не пытаясь определить эти стороны опыта так же, как можно определить общее учение Церкви о загробной жизни. В частности, что касается оккультных опытов «вне тела» и в «астральной плоскости», мы простои привели их в таком виде, в каком они были изложены самими их участниками, и сравнили их с аналогичными случаями в православной литературе, не пытаясь точно определить природу этих опытов; на мы принимаем их как реальные опыты, в которых действительно имеет место контакт с демоническими силами, а не как простые галлюцинации. Пусть читатель сам судит о том, насколько справедлив этот подход.

Должно быть ясно, что данная книга ни в коем случае не претендует на исчерпывающее изложение православного учения о загробной жизни, это лишь введение в него. Однако на самом деле не существует полного учения по этому вопросу, как нет и православных экспертов в этой области. Мы, живущие на земле, вряд ли можем даже начать постижение реальности духовного мира, пока сами не будем там обитать. Это процесс, который начинается сейчас, в этой жизни, а завершается в вечности, где мы лицем к лицу будем созерцать то, что теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно (1 Кор. 13: 12). Но православные источники, на которые мы указывали в этой книге, дают нам основной очерк этого учения, достаточный, чтобы побудить нас не к приобретению точного знания о том, что, в конце концов, вне нас, а к тому, чтобы начать борьбу за достижение цели христианской жизни – Царствия Небесного, и избежать бесовских ловушек, которые враг нашего спасения расставляет на пути христианской борьбы. Потусторонний мир реальнее и ближе, чем мы обычно думаем, а путь к нему открывается нам через жизнь духовного подвига и молитвы, которую Церковь дала нам как средство спасения. Эта книга посвящена и адресована тем, кто хочет вести такую жизнь.

Читать далее книгу “Иеромонах Серафим (Роуз). Душа после смерти”

29 Янв 09 А.И. Осипов. Посмертная жизнь

Брошюра посвящена проблемам бытия человека за гранью смерти. Как понять Вечность? Что такое мытарства? Может ли Бог-Любовь дать жизнь тому, кто, как Он знает, пойдет в вечные муки? Действуют ли в посмертье наши страсти? Есть ли реальные средства помощи усопшему? Каково действие молитвы на посмертное состояние души? Никого не могут оставить равнодушными эти глубинные вопросы, эта тайна человеческой жизни в двух измерениях - времени и Вечности. Брошюра профессора Московской духовной академии Алексея Ильича Осипова, составленная на основе его публичных лекций и ответов на вопросы слушателей, поможет читателю во многом заново осмыслить прежде известное, взглянуть на тот мир через призму святоотеческого учения.

Скачать книгу “А.И. Осипов. Посмертная жизнь” (*.doc 561 Кб)

Download book “Alexei OSIPOV. POSTHUMOUS LIFE” (*.doc 361 Kb)

Источник: aosipov.ru

29 Янв 09 А.И. Осипов. Путь разума в поисках истины

Эта книга является не просто учебным пособием для учащих и учащихся православных богословских учебных заведений. Она затрагивает вопросы, которые беспокоят сейчас многих людей, ищущих смысла жизни и пытающихся найти себя в безбрежном море современного религиозного плюрализма. Православный взгляд на различные стороны человеческой жизни и деятельности, предлагаемый в книге, поможет читателю лучше понять христианство, его отношение к миру и назначение человека.

Скачать книгу “А.И. Осипов. Путь разума в поисках истины” (*.doc 1, 93 Мб)

Источник: aosipov.ru

15 Янв 09 Мориц Роолингз – За порогом смерти

Отрывок из книги “За порогом смерти” Морица С. Роолингза, доктора медицинских наук

Все большее число моих пациентов, перенесших состояние клинической смерти, говорят мне, что после смерти существует жизнь и что там есть Рай и ад. Сам я всегда полагал, что смерть это не более как физическое угасание, и подтверждением того была моя собственная жизнь. Однако, теперь я был вынужден изменить свои взгляды в корне, и таким образом пересмотреть всю свою жизнь, и мало что нашел в ней утешительного. Я увидел, что это и в самом деле небезопасно - умирать!

Переворот в моих убеждениях явился следствием происшествия уже упомянутого мною, и вот с чего все это для меня началось. Однажды я попросил одного из моих пациентов пойти на процедуру, которую мы называем «проверкой на стресс» и которая позволяет определить состояние грудной клетки больного. Во время этой процедуры мы даем пациенту определенную нагрузку и одновременно регистрируем удары сердца. Посредством тренажера* удается стимулировать движения больного так, что от ходьбы он постепенно переходит к бегу. Если симметрия на электрокардиограмме** в процессе таких упражнений нарушается, то это означает, что грудные боли у пациента наверняка возникают вследствие сердечных нарушений, что является начальной стадией стенокардии.

*Тренажер — установка, имитирующая важнейшие элементы какого-либо вида деятельности. (Прим. перев.)

**Электрокардиограмма (сокращенно ЭКГ) - кривая, отражающая изменения во времени разности потенциалов электрического поля сердца при его сокращениях. (Прим. перев.)

Этот пациент - бледный сорокавосьмилетний мужчина -служил деревенским почтальоном. Среднего телосложения, темноволосый и с приятной наружностью. К несчастью, в начатой процедуре ЭКГ не только «сбилась», но и показала полную остановку сердца. Он упал на пол у меня в кабинете и начал медленно умирать.

Это не была даже мерцательная аритмия*, а именно остановка сердца. Желудочки сократились, и сердце безжизненно остановилось.

Приложив к его груди ухо, я не мог ничего услышать. Не прощупывался пульс и слева от адамова яблока. Он раз или два вздохнул и замер окончательно. Мышцы сжались в безвольных конвульсиях. Тело начинало приобретать синюшный цвет.

Это случилось около полудня, но, Хотя в клинике кроме меня работало еще шесть докторов, всё они ушли в другой госпиталь на вечерний обход. Оставались только медсестры - однако они не растерялись и поведение их заслуживает похвалы.

Пока я производил закрытый массаж сердца, надавливая на грудную клетку пациента, одна из медсестер начала искусственное дыхание изо рта в рот. Другая сестра принесла облегчавшую эту процедуру дыхательную маску. Третья подкатила запасную коляску с оборудованием электрокардиостимулятора**. Но, ко всеобщему огорчению, сердце не подавало никаких признаков жизни. Наступило полное блокирование* * * сердечной мышцы. ЭКС должен был устранить эту блокаду и увеличить количество ударов сердца от 35 до 80 -100 в минуту.

Я ввел провода стимулятора в крупную вену ниже ключицы - ту, что непосредственно идет в сердце. Один конец

* Мерцательная аритмия — прекращение выполнения предсердиями насосных функций с полной нерегулярностью интервалов между сердечными сокращениями и силой сокращений желудочков сердца. (Прим. перев.)

** Электрокардиостимулятор (сокращенно ЭКС) — аппарат для искусственного ритмичного возбуждения деятельности сердца генерируемыми электроимпульсами. (Прим. перев.)

*** Полная блокада сердца — полная утрата способности всех проводящих отделов миокарда (стенки сердца, образованные сократительными мышечными волокнами) проводить возбуждение. (Прим. перев.)

провода был введен в венозную систему и оставлен свободным внутри сердечной мышцы. Другой его конец соединялся с маленькой энергобатареей - приспособлением, регулирующим деятельность сердца и не дающим ему остановиться.

Пациент начал приходить в себя. Однако стоило мне по какой-либо причине прервать ручной массаж грудной клетки, больной вновь терял сознание и его дыхательная деятельность прекращалась - смерть наступала вновь.

Всякий раз, когда его жизнедеятельные функции восстанавливались, этот человек пронзительно кричал: «Я в аду!» Он был донельзя перепуган и умолял меня о помощи. Я очень боялся, что он умрет, но еще больше меня испугало упоминание об аде, о котором кричал он, и где самого меня не было. Этот случай стал для меня причиной написания данной книги.

В этот момент я услышал от него довольно странную просьбу: «Не останавливайтесь!» Дело в том, что пациенты, которых мне до сих пор приходилось реанимировать, первым делом обычно говорили мне, как только к ним возвращалось сознание: «Прекратите терзать мою грудь, вы делаете мне больно!» И это вполне понятно - у меня достаточно силы, так что при закрытом массаже сердца я иногда ломаю ребра. И все же этот пациент говорил мне: «Не переставайте!»

Лишь в тот момент, когда я глянул на его лицо, меня охватила настоящая тревога. Выражение его лица было гораздо хуже, чем в момент смерти. Лицо искажала жуткая гримаса, олицетворявшая ужас, зрачки расширены, и сам он дрожал и обливался потом,- словом, все это не поддавалось описанию.

Далее произошло следующее - он широко открыл глаза и сказал: «Вы не понимаете? я в аду! Когда вы перестаете делать массаж, я оказываюсь в аду. Не давайте мне туда возвращаться!»

Привыкнув к пациентам, находившимся в подобных эмоциональных стрессах, я не обратил на его слова никакого внимания и помню, как сказал ему: «Я занят, не мешайте мне с вашим адом, пока я не уберу на место стимулятор».

Но человек говорил это серьезно, и до меня наконец дошло, что беспокойство его было неподдельно. Он находился в такой степени панического ужаса, подобной которой мне никогда не приходилось видеть ранее. В результате я начал действовать с лихорадочной быстротой. Между тем, за это время пациент еще три или четыре раза терял сознание и вновь впадал в состояние клинической смерти.

Наконец, после нескольких таких эпизодов он спросил меня: «Как сделать, чтобы мне выбраться из ада?» И я, вспомнив, что когда-то приходилось учить в Воскресной школе, сказал ему, что Единственный, Кто может заступиться за него, это Иисус Христос.

Тогда он сказал: «Я не знаю, как это правильно сделать. Помолитесь за меня».

Помолиться за него! Сколько нервов! Я ответил, что я врач, а не проповедник.

Но он повторил: «Помолитесь за меня!»

Я понял, что выбора у меня нет - это была предсмертная просьба. И вот, пока мы работали,- прямо на полу - он повторял за мной мои слова. Это была очень простенькая молитва, поскольку до сих пор в этом отношении у меня не было никакого опыта. Вышло что-то примерно следующее:

Господь мой Иисус Христос!

Прошу Тебя спасти меня из ада.

Прости мои прегрешенья.

Я всю жизнь буду следовать Тебе.

Если я умру, то хочу пребывать па Небесах.

Если останусь жить, то навсегда буду верен Тебе.

Наконец, состояние больного стабилизировалось, и его отвезли в палату. Я пришел домой, сдунул пыль с Библии и принялся за чтение, желая найти там точное описание ада.

В моей медицинской практике смерть всегда являлась делом обыденным, и я считал ее простым прекращением жизнедеятельности, которое не влечет за собой какой-либо последующей опасности или угрызений совести. Однако теперь я был убежден, что за всем этим кроется что-то еще. В Библии о смерти говорилось как о конечном уделе каждого. Все мои взгляды требовали пересмотра, и мне необходимо было расширить свои познания. Иначе говоря, я искал ответ на вопрос, который подтвердил бы истинность Писания. Я обнаружил, что Библия - это не просто историческая книга.

Каждое слово проходило в самое сердце и оказывалось верным. Я решил, что мне необходимо начать лучше и внимательнее изучать ее.

Пару дней спустя, я подошел к своему пациенту, желая расспросить его. Подсев к изголовью, я попросил его припомнить, что он на самом деле видел в том аду. Был ли там огонь? Какой из себя дьявол, и были ли у него вилы? Что все это напоминает, и с чем ад можно сравнить?

Пациент пришел в изумление: «О чем вы говорите, что за ад? Я не помню ничего подобного». Мне пришлось подробно объяснять ему, напоминая каждую деталь, описанную им два дня назад: и то, как он лежал на полу, и стимулятор, и реанимацию. Но несмотря на все мои усилия, ничего плохого о своих ощущениях пациент припомнить не мог. По всей видимости, переживания, которые ему пришлось испытать, были столь ужасны, столь отвратительны и болезненны, что мозг его был не в состоянии справиться с ними, так что впоследствии они были вытеснены в подсознание.

Между тем, этот человек неожиданно стал верующим. Теперь он - ревностный христианин, хотя до этого в церковь заходил лишь случайно. Будучи крайне скрытным и застенчивым, все же он стал непосредственным свидетелем Иисуса Христа. Он также не забыл нашу молитву и то, как он раз или два «терял сознание». Пережитого в аду он по-прежнему не помнит, но говорит, что видел как бы сверху, с потолка, тех, кто находился внизу, наблюдая, как они работали над его телом.

Кроме того, он помнит встречу со своей покойной матерью и покойной мачехой в один из таких эпизодов умирания. Местом встречи было узкое ущелье, полное прекрасных цветов. Он видел и других покойных родственников. Ему было очень хорошо в той долине с яркой зеленью и цветами, и он добавляет, что вся она была освещена очень сильным лучом света. Свою покойную мать он «увидел» впервые, так как умерла она двадцати одного года, когда ему было всего пятнадцать месяцев, и отец его вскоре женился вторично, а ему никогда не показывали даже фотографии его матери. Однако, несмотря на это он сумел выбрать ее портрет из множества других, когда его тетка, узнав о случившемся, принесла для проверки несколько семейных фотографий. Ошибки не было - те же каштановые волосы, те же глаза и губы - лицо на портрете было копией виденного им. И там ей все еще был двадцать один год. Что виденная им женщина была его матерью, не оставалось никаких сомнений. Он был поражен - не менее поразительным это событие оказалось и для его отца.

Прочитать книгу Мориц С. Роолингз “За порогом смерти” полностью >>>>

15 Янв 09 К. Икскуль. Невероятное для Многих Но Истинное Происшествие

Глава 1.

Многие наш век (разумею XIX, ибо ХХ так еще юн, что было бы много для
него чести считаться с ним и давать ему определения, как веку) называют
“веком отрицания” и объясняют такую характерную особенность его духом
времени.

Не знаю, возможны ли тут вообще такие подобия
эпидемий, поветрий, но, несомненно, что, кроме этих, так сказать,
эпидемических отрицаний, не мало есть у нас и таких, которые всецело
выросли на почве нашего легкомыслия. Мы зачастую отрицаем то, чего
совсем не знаем, а то, о чем слышали, то не продумано у нас и тоже
отрицается, — и этого непродуманного накопляются целые вороха, и в
голове получается невообразимый хаос; какие-то обрывки разных, иногда
совсем противоречивых учений, теорий, и ничего последовательного,
цельного, и все поверхностное, неясное и туманное для нас самих; до
полной невозможности разобраться в чем-нибудь. Кто мы, что мы, во что
веруем, какой носим в душе идеал, и есть ли он у нас — все это для
многих из нас такие же неведомые вещи, как миросозерцание какого-нибудь
патагонца или бушмена. И удивительная странность здесь: кажется,
никогда люди не любили так много рассуждать, как в наш “просвещенный”
век, и рядом с этим самих себя не хотят осмыслить. Говорю это и по
наблюдению над другими, и по личному сознанию.

Не буду вдаваться здесь в общую характеристику моей
личности, так как это не к делу, и постараюсь представить себя читателю
только в моих отношениях в религиозной области.

Как выросший в православной и довольно набожной
семье и затем учившийся в таком заведении, где неверие не почиталось
признаком гениальности ученика, из меня не вышел ярый, завзятый
отрицатель, какими были большинство молодых людей моего времени.
Получилось из меня, в сущности, что-то весьма неопределенное: я не был
атеистом и никак не мог считать себя сколько-нибудь религиозным
человеком, а так как и то и другое являлось не следствием моих
убеждений, но сложилось лишь в силу известной обстановки, то и прошу
читателя самого подыскать должное определение моей личности в сем
отношении.

Официально я носил звание христианина, но,
несомненно, никогда не задумывался над тем, имею ли я, действительно,
право на такое звание; никогда мне даже и в голову не приходило
проверить — чего требует оно от меня и удовлетворяю ли я его
требованиям? Я всегда говорил, что я верую в Бога, но если бы меня
спросили, как я верую, как учит веровать в Него Православная Церковь, к
которой я принадлежал, я, несомненно, стал бы в тупик. Если бы меня
последовательно и обстоятельно спросили, верую ли я, например, в
спасительность для нас воплощения и страданий сына Божия, в Его второе
пришествие, как Судьи, как отношусь я к Церкви, верую ли в
необходимость ее учения, в святость и спасительность для нас ее таинств
и проч., — я воображаю только, каких нелепостей наболтал бы я в ответ.

Вот образчик: Однажды бабушка моя, которая всегда строго соблюдала пост, сделала мне замечание, что я не исполняю этого.

— Ты еще силен и здоров, аппетит у тебя прекрасный,
стало быть, отлично можешь кушать постное. Как же не исполнять даже и
таких установлений Церкви, которые для нас и не трудны?

— Но это, бабушка, совсем бессмысленное
установление, — возразил я. — Ведь и вы кушаете только так, машинально,
по привычке, а осмысленно никто такому учреждению подчиняться не станет.

— Почему же бессмысленное?

— Да не все ли равно Богу, что я буду есть: ветчину или балык?

Неправда ли, какая глубина понятий образованного человека о сущности поста!

— Как же это ты так выражаешься? — продолжала между
тем бабушка. — Разве можно говорить, бессмысленное установление, когда
сам Господь постился?

Я был удивлен таким сообщением, и только при помощи
бабушки вспомнил евангельское повествование об этом обстоятельстве. Но
то, что я совсем забыл о нем, как видите, нисколько не мешало мне
пуститься в возражения. да еще довольно высокомерного тона.

И не подумайте, читатель, чтоб я был пустоголовее, легкомысленнее других молодых людей моего круга.

Вот вам еще один образец.

Одного из моих сослуживцев, слывшего за человека
начитанного и серьезного, спросили: верует ли он во Христа как в
Богочеловека? Он отвечал, что верует, но сейчас же из дальнейшего
разговора выяснилось, что Воскресение Христа он отрицает.

— Позвольте, да вы же говорите что-то очень
странное, — возразила одна пожилая дама. Что же, по вашему, далее
последовало со Христом? Если вы веруете в Него, как в Бога, как же
вместе с этим вы допускаете, что он мог совсем умереть, то есть
прекратить Свое бытие?

Мы ждем какого-нибудь хитроумного ответа от нашего
умника, каких-нибудь тонкостей в понимании смерти или нового толкования
означенного события. Ничуть не бывало. Отвечает просто:

— Ах, этого я не сообразил! Сказал, как чувствовал.

Глава 2.

Вот совершенно подобная несообразность засела и, по недосмотру, свила себе прочное гнездо и в моей голове.

Я веровал в Бога, как будто так, как и следовало,
то есть понимал Его, как Существо личное, всемогущее, вечное; признавал
человека Его творением, но в загробную жизнь не верил.

Недурной иллюстрацией к легкомыслию наших отношений
и к религии, и к своему внутреннему устроению может служить то, что я и
не знал в себе этого неверия, пока так же, как и вышеупомянутого моего
сослуживца, его не обнаружил случай.

Судьба столкнула меня в знакомстве с одним
серьезным и очень образованным человеком; он был при этом и чрезвычайно
симпатичен и одинок, и я время от времени охотно посещал его.

Придя однажды к нему, я застал его за чтением катехизиса.

— Что это вы, Прохор Александрович (так звали моего
знакомого), или в педагоги собираетесь? — удивленно спросил я, указывая
на книжку.

— Какое, батенька мой, в педагоги! Хоть бы в
школьники порядочные попасть. Где уж других учить! Самому надо к
экзамену готовиться. Ведь седина то, видите, чуть не с каждым днем
увеличивается; того и гляди вызовут, — со своею обычною добродушною
улыбкою проговорил он.

Я не принял его слов в подлинном значении, подумав,
что ему, как человеку всегда много читающему, просто понадобилась
какая-нибудь справка в катехизисе. А он, желая, очевидно, объяснить
странное для меня чтение, сказал:

— Много всякой современной чепухи читать
приходится, вот и проверяю себя, чтоб не сбиться. Ведь экзамен то нам
предстоит грозный, грозный уже тем, что никаких передержек не дадут.

— Но неужели же вы верите этому?

— То есть как же в это не верить? Куда же я денусь,
позвольте узнать? Неужели так-таки и рассыплюсь в прах? А если не
рассыплюсь, так уж тут и вопроса не может быть о том, что к ответу
потребуют. Я не пень, я с волей и разумом, я сознательно жил и …
грешил…

— Не знаю, Прохор Александрович, как и из чего
могла сложиться у нас вера в загробную жизнь. Думается, умер человек —
и всему тут конец. Видишь его бездыханным, все это гниет, разлагается,
о какой же жизни может явиться тут представление? — проговорил я, тоже
высказывая, что чувствовал и как, стало быть, сложилось у меня понятие.

— Позвольте, а куда же Лазаря Вифанского прикажете
мне девать? Ведь это факт. И он ведь такой же человек, из этой же глины
слеплен, что и я.

Я с нескрываемым удивлением смотрел на моего собеседника. Неужели же этот образованный человек верит таким невероятностям?

А Прохор Александрович, в свою очередь, посмотрел на меня пристально с минуту и затем, понизив голос, спросил:

— Или вы не верите?

— Нет, почему же? Я верую в Бога, — ответил я.

— А богооткровенному учению не верите? Впрочем,
нынче и Бога стали различно понимать, и богооткровенную истину стал
чуть не каждый по своему усмотрению переделывать, какие-то
классификации тут позавели: в это, мол, должно верить, а в это можно и
не верить, а в это и совсем не надо верить! Как будто истин несколько,
а не одна. И не понимают, что они уже веруют в продукты собственного
ума и воображения, и что если так, тогда уж для веры в Бога тут нет
места.

— Но нельзя же всему верить. Иногда встречаются такие странные вещи.

— То есть непонятные? Заставьте понять себя. Не
удастся — знайте, что вина здесь в вас, и покоритесь. Начните
простолюдину толковать о квадратуре круга, или еще о какой-нибудь
премудрости высшей математики, он тоже ничего не поймет, но из этого не
следует, что и самую эту науку следует отрицать. Конечно, отрицать
легче; но не всегда… лепо.

Вдумайтесь, какую, в сущности, несообразность вы
говорите. Вы говорите, что в Бога веруете, а в загробную жизнь нет. Но
Бог не есть же Бог мертвых, но живых. Иначе какой же это Бог? О жизни
за гробом говорил Сам Христос, неужели же он говорил неправду? Но в
этом не могли Его обличить даже злейшие враги. И зачем тогда приходил и
страдал Он, если нам предстоит лишь рассыпаться в прах?

Нет, так нельзя, это нужно непременно, непременно,
— вдруг горячо заговорил он, — исправить. Ведь, поймите, как это важно.
Такая вера должна ведь совсем иначе осветить вашу жизнь, дать ей иной
смысл, направить иначе всю вашу деятельность. Это целый нравственный
переворот. В этой вере для вас и узда, и в то же время утешение, и
опора для борьбы с неизбежными для всякого человека житейскими
невзгодами.

Глава 3.

Я понимаю всю логичность слов почтенного Прохора Александровича, но,
конечно, несколько минут беседы не могли поселить во мне веры в то, во
что я привык не верить, и разговор с ним, в сущности, послужил лишь к
обнаружению моего взгляда на известное обстоятельство, — взгляда,
которого я сам дотоле хорошо не знал, потому что высказывать его не
приходилось, а раздумывать о нем и подавно.

А Прохора Александровича, по-видимому, серьезно
взволновало мое неверие; он несколько раз в течение вечера возвращался
к этой теме, и когда я собирался уходить от него, он наскоро выбрал
несколько книг в своей обширной библиотеке и, подавая их мне, сказал:

— Прочтите их, непременно прочтите, потому что так
этого оставить нельзя. Я уверен, что рассудочно вы скоро поймете и
убедитесь в полной неосновательности вашего неверия, но надобно это
убеждение провести из ума в сердце, надо, чтобы сердце поняло, а иначе
оно продолжится у вас час, день — и опять разлетится, потому что ум —
это решето, через которое только проходят разные помышления, а кладовая
для них не там.

Я прочел книжки, не помню уж, все ли, но оказалось,
что привычка была сильнее моего разума. Я признавал, что все написанное
в этих книжках было убедительно, доказательно, (по скудости моих
познаний в религиозной области я и не мог возразить чего-нибудь
мало-мальски серьезного на имевшиеся в них доводы), а веры у меня
все-таки не явилось.

Я сознавал, что это не логично, верил, что все,
написанное в книгах — правда, но чувства веры у меня не было, и смерть
так и оставалась в моем представлении абсолютным финалом человеческого
бытия, за которым следовало лишь разрушение.

К моему несчастью, случилось так, что вскоре после
означенного разговора с Прохором Александровичем я выехал из этого
городка, где он жил, и мы больше с ним не встречались. Не знаю, быть
может, ему, как человеку, располагавшему обаянием горячо убежденного
человека, удалось бы хотя сколько-нибудь углубить мои взгляды и
отношения к жизни и вещам вообще, и через это внести и некоторое
изменение в мои понятия о смерти, но, предоставленный самому себе и не
будучи вовсе по характеру особенно вдумчивым и серьезным молодым
человеком, я нисколько не интересовался такими отвлеченными вопросами и
по своему легкомыслию даже на первое время ни капельки не задумался над
словами Прохора Александровича о важности недостатка в моей вере и
необходимости избавиться от него.

А затем время, перемена мест, встречи с новыми
людьми не только выветрили из моей памяти и этот вопрос, и беседу с
Прохором Александровичем, но даже и самый образ его и мое
кратковременное знакомство с ним.

Читать далее - К. Икскуль. Невероятное для Многих Но Истинное Происшествие

02 Янв 09 Св.Пр.Иоанн Кронштадтский “Моя жизнь во Христе”

Когда просишь о чем Господа, сейчас же созерцай подающую тебе дары Свои благостную и прещедрую Его Десницу, которая от избытка Божия всем все подала и подает, и сомневаться в том, получишь или нет просимое, считай безумием, подобным тому, о котором Пророк сказал, что оно сердцем своим рече: несть Бог (Пс. 13, 1). Так, прося какого-либо доброго и щедрого человека о помощи, мы заранее представляем его подающую руку, ибо земные благодетели, по подобию Всеблагого Отца их, бывают благи и щедры и подают то, чего просим тотчас после прошения нашего, как сказано: кто есть от вас человек, егоже аще воспросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? Или аще рыбы просит, еда змию подаст ему? Аще убо вы, лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом вашым, кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящым у Него (Мф. 7, 9 - 11). http://www.ioann.by.ru/knigi/moyajizn1.htm