21 Май 09 Протоиерей Александр Авдюгин: Бабушкина хатынка.

Бабушка все помнила. Она уже плохо видела, плохо слышала, но память была отчетливо ясной. К своему 90-летию старушка добралась, опираясь на палочку, согнувшись к земле, но с рассуждением и воспоминаниями. Прошлое стало понятней и не столь горестным. Бабушка уже спокойно рассказывала об ушедших ранее ее детях и муже. Она не боялась смерти и совершенно искренне удивлялась, что Господь «до сих пор по земле ее носит».
Бабушка очень хотела, что бы о ней, когда помрет, молились в этом храме. Ведь она его с детства любила. Здесь ее, в далеком 1914 году, крестили, а в 1932 венчали.
Бабушка всех настоятелей по именам помнила и обо всех милости Божией просила, хотя и меняли тех настоятелей перед вторым закрытием храма в год по два раза.

Еще бабушка всегда в храме во время службы на одном и том же месте стояла. Даже тогда, когда храм только-только после тридцатилетнего лихолетья, в 1991, открыли и поземка по паперти мела, и из пустых оконных проемов сквозняки завывали, она со «своего места» ни на шаг.
Настоятель побеспокоится:
- Ты бы, Федоровна, к алтарю поближе, там не так дует.
- То не мое место, батюшка, - серьезно ответствует бабушка, - там Мотря и Клавдия стояли. А Матрена эта, вместе с Клавдией, уже давно в ином мире Бога славят, но для Федоровны они всегда тут, вместе с ней.

Очень хотелось бабушке, что бы молитва о ней в храме не забывалась.

Летним утром, когда только рассветать стало, и первый крик петушиный проявился, собралась Федоровна «по делу», к настоятелю. Рано пришла. Ко вторым петухам. Батюшка с матушкой, да с детишками, еще почивали. Уселась на скамеечке, возле калитки настоятельской, да и дождалась, когда священник в церковь пойдет.
Батюшка удивился столь раннему визиту, да еще в будний день, а старушка ему платочек передает:
- Возьми, отец, документ…
В аккуратно завернутом платке лежала дарственная.
- Я хатынку свою, отец-батюшка, на церкву переписала. Правнукам она без надобности, по городам да заграницам живут, а ты меня в храме поминать будешь, - объяснила старушка.

К Покрову преставилась бабушка.
А хатынку бабушкину решили на приходе продать, что и сделали.
Денег за усадьбу дали немного. Село то, где бабушка жила, вымерло всё. Какие там цены? Смех один.
Но продали.
За вырученные бабушкины деньги и заказал настоятель центральный храмовый аналой у местных умельцев. Они и изготовили.
Новая бабушкина хатынка сейчас в центре храма стоит.
Вот она:

Кто не подойдет к хатынке, тот и вспомнит о Федоровне.
А как иначе?
Она ведь тут дома.

http://rebrik.livejournal.com/272959.html

21 Май 09 Священник Ярослав Шипов: Лютый.

Как-то под Рождество крестил я в глухом отдаленном сельце ребятишек. Для совершения таинства предоставили мне заплеванный, пропахший мочою клуб, явленный в мир, как можно догадываться, взамен некогда разоренного храма. После крещения меня попросили заехать в соседнюю деревеньку - надобно было отпеть только что преставившегося старичка.

По дороге водитель грузовика рассказал мне, что покойному семьдесят пять лет, что всю жизнь он проработал колхозным бухгалтером, “лютый партиец - даже парторгом бывал”, а вчера с ним случился удар, и врачи, приехавшие из районной больницы, ничем не смогли помочь.

В избе пахло яйцами, солеными огурцами и колбасой - хозяйка дома, старшая дочь покойного, готовила для поминок салат, а трое мужиков - сыновья, приехавшие из других деревень, - пили водку.

В тот год из-за борьбы с пьянством магазины водкой совершенно не торговали, и только на свадьбы, юбилеи да на поминки сельсовет продавал по два ящика. Вот эти самые ящики и стояли сейчас под столом, за который осиротевшие братья с настойчивой вежливостью приглашали присесть и меня:

- Батя! Садись, помянем отца нашего родного, Дмитрия Ваныча, царство ему небесное, пусть земля будет пухом…

Я сказал, что сначала - дело, начал облачаться, тут у них возник спор: прав я или не прав?.. Сошлись на том, что скорее все-таки прав, и, успокоившись, продолжили свое увлекательное занятие.

За пестрой ситцевой занавеской лежал на кровати и сам Дмитрий Иванович. Он был в черном костюме, серой рубашке и при галстуке. На лацкане пиджака блестели значки победителя трудовых соревнований. В изголовье сидела на табуреточке еще одна женщина - как выяснилось, младшая дочь, примчавшаяся из соседней области по телеграмме. Тихонько всхлипывая, она смачивала влажной тряпочкой губы покойного, который против ожидания… оказался жив.

- Вы что ж, - спросил я, - уже и обмыли его водой?

- Братья, - шепотом сказала она, указывая взглядом за занавеску. - Сказали… пока теплый, да пока сами трезвые, сподручнее… А он, как вчера отключился, так в сознание и не приходит…

Я отслужил молебен об исцелении недужного и уехал. Перед отъездом настоятельно просил: как только старик умрет, прислать за мною машину, чтобы совершить отпевание. Братья торжественно обещали. Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю машины не было.

Прошло несколько месяцев. На Троицу увидел я в храме старушек из того самого сельца, после службы разговорился с ними, и вот какую историю они мне рассказали.

Вскоре после моего отъезда Дмитрий Иванович очнулся, встал, вышел из-за своей занавесочки и, как только до его сознания дошел смысл происходящего, разгневался до такой степени, что начал искать топор… Сыновья благоразумно поразбежались. Потом к старому бухгалтеру приехали районные доктора, надавали лекарств, и он стал помаленьку выправляться.

И вот как-то весной, когда снег у крылечка растаял, выбрался Дмитрий Иванович на завалинку и грелся под солнышком. Соседка шла мимо, остановилась и порадовалась за старичка, который по милости Божией вернулся от смерти… Она про батюшку да про молебен, а он: “Какой еще батюшка? Какой молебен?” Ему, стало быть, никто про эти события не поведал: боялись. Соседка в полном изумлении и рассказала обо всем. Несчастный резко приподнялся, топнул ногой: “Чтобы ко мне - поп?!” И с этими словами пал на вешнюю землю.

Говорят, из-за водки произошла тяжба: действительно, как это - у одного и того же человека вторые похороны?.. В конце концов, сельсовет уступил сыновьям. Но посылать за священником никто уже не решился. На всякий случай, наверное.

Русская неделя

21 Май 09 За жизнь

Остановитесь и познайте, что Я Бог». (Пс. 45.11)

Принято у нас, священников, служащих в храмах, особенно настоятелей,называть «ангелами». Это нормальное явление, тем более, что имеет основание в Священном Писании. А нашему храму, повезло, у нас не один, положенный по штату «ангел», в моём лице, а целых два. И под вторым ангелом мы понимаем нашу старосту Нину.
Помните, в том смешном фильме про стройку, на которой происходили забавные приключения Шурика и хулигана Феди? Как в конце фильма Федя на все предложения потрудиться, всё время выходит вперёд, и кричит: «Я»! Вот это про нашу Нину. Нужно в храме подежурить: «Я»! Нужно посидеть у постели больного после операции: «Я»!. Помочь похороны организовать одинокого старичка, и ещё во множестве других подобных ситуаций, это постоянное и неизменное: «Я»!
Человеку уже под 60, а она не признаёт выходных, ей не нужна зарплата. Летом, где Нина? На куполе где-нибудь со строителями. Как-то к нам с Волги приехали двое рубщиков, они у нас церковный дом рубили. Здоровые такие мужики, степенные, окают. Слышу, кричат испуганно: «Батюшка! Ты посмотри, куда Нина забралась». А она на одном из малых куполов, это всего-то метров 17, работу у жестянщиков принимает.
А ведь когда-то и мыслей у неё о Боге не было. Всегда была душой коллектива, членом профкома, солисткой самодетельного хора. И так до тех пор, пока Господь однажды не посетил тяжелейшей болезнью. Когда человек слышит о таком страшном диагнозе, то он воспринимает его как приговор. «Хирург, - говорит она, - перед тем как оперировать, размечая предстоящее операционное поле, произнёс: «Жалко такую грудь резать, но по-другому нельзя». Вспоминает дни послеоперационной терапии, как тяжело было. Однажды подняла голову с подушки, а все волосы на ней и остались. «Лежу, вся в слезах, надежды никакой». В этот самый момент заходит заведующая отделением к ним в палату и говорит: «Девочки, поверьте моему опыту, если хотите жить, идите в церковь, молитесь, просите Бога. За жизнь бороться нужно».
«Я тогда пришла в наш кафедральный собор, - рассказывает, - а никого не знаю, ни одного святого. Смотрю на фрески. Кому молиться, как? Ни одна молитва на ум не приходит. Подхожу к одной иконе, на ней изображён пустынник. Теперь-то я Иоанна Крестителя ни с кем не спутаю. А тогда увидела, что уж больно истощённый у него вид, ноги совсем тонкие. И говорю ему: «Святой человек, у тебя такие тоненькие ножки, ты наверно настоящий святой, помолись обо мне, я жить хочу. Только сейчас понимать стала, что такое жизнь, и как она мне ещё нужна. Оглянулась на прожитое, а вспомнить нечего. Я теперь по-другому жить буду. Обещаю тебе, помоги мне, святой человек». Через какое-то время молитва, безхитросная, но такая, какой можно молиться только в самые тяжёлые минуты жизни, захватила её. Женщина полностью растворилась в ней. Помнит, что от долгого стояния стали натирать туфли. Тогда она их скинула и стояла на железных плитах босиком, не чувствуя холода.
Вдруг слышит: «Владыка, благословите попросить её уйти»? Только тогда она, придя в себя, огляделась вокруг глазами полными слёз. Она и не заметила, как началась и уже достаточно долго идёт вечерняя служба, что Владыка стоит практически рядом с ней, а священники окружают её. Святитель ответил: «Не трогайте её, вы же видите, человек молится. А мы ради этого сюда и приходим».
Оказалось, что из всех, кто тогда лежал с Ниной в палате, она одна единственная услышала слова врача и пошла в церковь. Остальные, кто стал нетрадиционными методами лечиться, кто по экстрасенсам и колдунам поехал.
Чуть ли не в первый же день по возвращении из больницы домой, Нина пришла в наш храм. Тогда он был ещё совершенно другим. Только недавно срубили берёзки с крыши, и закрыли деревянными заплатками проломанные полы. Она подошла к Распятию, встала перед Ним на колени и сказала: «Господи, я не выйду отсюда, только оставь мне жизнь. Я обещаю, что буду служить Тебе до конца». И, буквально, месяца через три, Нину, ещё совсем больного человека, выбирают старостой.
Как трудно восстанавливать храм, особенно если этот храм стоит в селе. Как трудно ходить по кабинетам и постоянно просить о помощи, а когда ты ещё сам продолжаешь проходить химиотерапию, это тяжелее втройне. Рассказывает: «Пришла в одно строительное управление, прошу знакомого мастера: «Гена, помоги. Батюшка служит, а с потолка осколки кирпича чуть ли не в чашу падают, оштукатурьте нам хотя бы алтарь, чтобы служить можно было. Деньги будем со служб собирать, и постепенно расплатимся».
Отказал мне мастер, хоть и хороший знакомый: «Нина, у меня заказчики серьёзные, хорошие деньги платят, не буду я за копейки, по мелочам людей распылять». Прошло месяцев семь, ну не больше. Поехала в область к своему врачу. Иду по коридору, смотрю мужчина, лицо вроде знакомое, только очень уж измождено болезнью. Подхожу к нему, Гена!
«Дорогой ты мой, что ты здесь делаешь»!? Обнялись, поплакали вместе. «Нина, я всё тебя вспоминаю, как ты ко мне приходила. А я, дурак, отказался. Эх, была бы возможность повернуть время назад, поверишь, сам бы своими руками всё в храме сделал, никому бы не доверил». Вот только за одни эти слова мы его поминаем, за это покаяние в конце жизни. Помните как у Иоанна Златоустаго на Пасху: «Бог и намерения целует».
Порой болезнь приходит внезапно, и совсем не обязательно, что она посылается тебе в наказание. Нет, это может быть и предложением человеку остановиться в потоке суеты и задуматься о вечном. Болезнь заставляет человека осознать, что он смертен, и ему возможно уже недолго осталось, и что в последние месяцы, или годы жизни, ещё нужно постараться успеть сделать самое главное, ради чего и пришёл в это мир. И тогда, кто-то обретает веру и спешит в храм, а кто-то, увы, напротив - бросается во все тяжкие.
Удивительные истории порой случаются с людьми, которых присылают к нам на работу. Как-то трудилась у нас бригада каменщиков. Среди них был один пожилой рабочий, звали его Виктор. Когда они уже заканчивали кладку, он неожиданно отказался от денег. Мне об этом мастер сказал, так, мол, и так, отказывается человек от заработанного. Я с ним тогда разговаривал, не стесняйтесь, мол, возьмите деньги, всякий труд должен быть оплачен. А он: «не возьму, и точка».
Через полгода у Виктора прихватило сердечко, и он скоропостижно скончался. Наша староста, хорошо зная покойного, не смогла вспомнить ничего такого из его жизни, что можно было бы на весах высшего правосудия положить в чашу добрых дел. И вот привёл же Господь человека незадолго до кончины потрудиться в храме и подвигнул его на поступок, пожертвовать ради Христа зарплатой. В чём застану, в том и сужу. Обязал нас Виктор молиться о нём, вот такой «хитрец».
Нет случайностей в жизни. Как-то понадобилось мне дома на кухне плитку положить. Пригласил специалиста, познакомились у нас же, он часовню строил. Работал у меня дня три, сделал, как сделал, можно было бы и лучше, но и за это спасибо. Пересекались мы с ним потом, разговаривали, как-то он меня домой на машине подвёз. А через год, наверное, узнал я, что угорел Серёжка в гараже по пьяному делу. И вот думаю, дал ему Господь в конце земного пути встретиться со священником. Не может такого быть, чтобы не задумывался он о своей жизни, пускай до храма не дошёл, но какой-то разговор с Ним наверняка был. Мы не знаем, Бог знает. Бываю на кладбище, захожу на могилку к Серёже, молюсь о нём. А так, кто бы его вообще вспомнил?
Подарил нам один богатый человек пол в летний храм. Купил всё необходимое и нанял рабочих. Работали у нас двое плиточников, настоящие профессионалы, мужчина и женщина, оба средних лет. И вот, месяца через три, как закончили полы, подходит ко мне в храме женщина, глаза большие карие и полные слёз. Она ещё не плачет, но ещё секунда другая и плотина прорвётся. Смотрю и понимаю, что знаю эту женщину, но никак не вспомню, откуда я её знаю? И только потом понял, что это Галина, та самая плиточница, что работала у нас, просто я больше привык видеть её в рабочем комбенизоне.
Ей поставили страшный диагноз, и человек пришёл к нам. Случись бы это раньше, она не стала бы искать поддержки в храме, но ей было дано целый месяц работать в церкви, общаться с верующими и со священником. Поэтому, когда грянула беда, женщина пришла к нам. Она ещё не знала, чем мы ей сможем помочь, но она пришла. Её боль, как свою собственную, приняли десятки людей, её поддержали, успокоили. Человек впервые пришёл на исповедь, стал молиться и причащаться. Став на грани между жизнью и смертью, Галина понимала, что может уйти в ближайшие месяцы, но она перестала бояться смерти, потому, что обрела веру. И вера вывела её из отчаяния, помогла женщине начать бороться за жизнь.
Вспоминаю, какой её привозили к нам в храм после очередной химеотерапии. Сама она идти не могла, её постоянно кто-нибудь вёл. Всякий раз она причащалась, и буквально на наших глазах в неё вновь вливалась жизнь. Мы молились о ней почти год, каждый из нас, и каждый день. На пасхальной неделе мы увидели её радостной и полной сил: «Думаю выходить на работу, хватит болеть». Вы себе представить не можете, какой это был для нас всех пасхальный подарок.
Мне известно немало случаев, когда человек исцелялся от самых страшных болезней через одно единственное лекарство, через веру, которая вселяет надежду.
Иногда, приглашая меня к неизлечимо больному, родные предупреждают: «Батюшка, он умирает, только, ради Бога, ничего ему не говорите. Мы не хотим его травмировать». Всякий раз, когда я слышу эти слова, всё внутри у меня начинает протестовать. А зачем тогда меня приглашать? Как можно человека не предупредить, что ему остались последние месяцы, или даже недели жизни. Какое мы, вообще, имеем право молчать? Ведь он должен подвести итог и принять решение. И, если человек всё ещё не знает Бога, то помочь ему определиться, со Христом или в одиночку он уйдёт в вечность. Иначе страдания его теряют всякий смысл, и сама жизнь превращается в безсмыслицу.
Нина на днях рассказывала. Каждый год ездит она в область к своему лечащему врачу, к той самой, которая когда-то подсказала ей дорогу в храм. Назначенный день приёма Нина уже пропустила, а всё не ехала. Закрутилась. «Приезжаю, - говорит,- почти через месяц, захожу в кабинет. Увидела меня мой врач, вскочила со стула, подбежала ко мне, обняла и заплакала от радости, и шлёпает меня ладошкой по спине, несильно так, как ребёнка: «Что же ты так долго не приезжала? Я уж всё передумала. Ведь из всех, кто тогда с тобой в палате лежал, уже давно никого нет. Ты единственная и осталась».
http://alex-the-priest.livejournal.com/15625.html