09 Март 09 Святитель Иннокентий (Борисов): Слово в четверг 1-й недели Великого поста
СЛОВО В ЧЕТВЕРГ 1-й НЕДЕЛИ ВЕЛИKОГО ПОСТА
На утрени
ОБ ИСПОВЕДИ
Ты грехами твоими затруднял Меня, беззакониями твоими отягощал Меня.
Я, Я Сам изглаживаю преступления твои ради Себя Самого и грехов твоих не помяну: припомни Мне; станем судиться; говори ты, чтоб оправдаться
(Ис. 43, 24–26).
Для Всеведущего ли были неизвестны грехи и беззакония, которыми народ израильский покрыт был, по выражению пророка, от главы до ног? — И Премилосердый определил уже простить и изгладить грехи Израиля и не поминать более беззаконий его. Между тем премудрость Божия в непременное условие помилования поставляет, чтобы милуемый Израиль не только сознал свои грехи, не только разлюбил и отверг их навсегда, но и чтобы исповедал их в слух всех. Глаголи ты грехи твоя прежде, да оправдишися (см. Ис. 43, 26). Для чего это предварительное исповедание грехов?
— Для того, чтобы явно было, что Израиль помнит все грехи свои и ведает всю тяжесть их, что он ненавидит неправды свои, и потому не хочет более скрывать их от правосудия Божественного.
Следуя этому и Святая Церковь требует, братья, от нас в настоящие дни не одного внутренняя покаяния во грехах наших, а и внешней исповеди их перед служителями алтаря. Будем ли, по гласу самолюбия нашего, пререкать этому благотворному требования или ослаблять выполнение его? Но это значило бы или не доверять Самому Врачу душ и сердец наших, или не желать искренно собственного исцеления от проказы греховной. Нет, возлюбленный, если уже врачеваться, то врачеваться: оставим все суетные мудрования плоти, сбросим все покровы самолюбия и ложного стыда и явимся к купели покаяния такими, какими входили некогда в купель крещения — нагими!
А чтобы нам более полюбить врачевство Святой Исповеди, для этого рассмотрим: когда началась исповедь? Kто и для чего установил это Таинство? Что во все времена было уделом тех, которые или не приносили исповеди, или приносили, но не от сердца?
Kогда началась исповедь? — Вопрос самый простой, но для ответа на него я должен повести вас далеко, далеко — в рай! Да, братья, исповедь райского происхождения; и, может быть, если бы мы принесли надлежащим образом первую исповедь в раю, то не были бы принуждены, после изгнания из рая, горько каяться теперь всю жизнь. Памятуете ли, что последовало за падением наших первых прародителей? — Надлежало последовать смерти, ибо в день, в который ты вкусишь от него (запрещенного дерева), смертью умрешь (Быт. 2, 17). Между тем (так благоустроило беспредельное милосердие Творца!) после падения предстала уязвленному грехом человеку не смерть, а жизнь — Сам Господь жизни: и услышали голос Господа Бога, ходящего в раю (Быт. 3, 8). Для чего является Сам Господь в такие решительные для нас минуты? — Для принятия от нас — падших, исповеди. Адам, — говорит Он, — где ты (Быт. 3, 9)? Мог ли Всеведущий не знать, где был Адам? Но Премилосердый хотел возбудить падшего человека к сознанию своего бедственного состояния, чтобы этим сознанием расположить его к исповеданию своего греха, к прошению и принятию помилования. Но, увы, мы не поняли ни явления, ни гласа Божия! От явления сокрылись, на глас отвечали не чистосердечным признанием греха, а преступным извинением его: Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел. …Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела (Быт. 3, 12–13). То есть мы думали вину падения возложить не только на змия, но даже на Самого Бога, только бы извинить себя самих! Так окончилась, или, лучше сказать, так превращена была нами самая первая исповедь! Вы знаете, что было следствием такого нераскаяния: худые исповедники посланы на всегдашнюю — тяжелую — епитимью до смерти — вне Эдема!..
И после этого несчастного опыта первой исповеди, неисчетный в благости Господь не оставил грешников. Первенец Адама, Kаин, умерщвляет своего брата: грех явен, преступление ужасно — чего ожидать, кроме наказания? Между тем, вместо казни открывается исповедь, которая самим началом своим указывала на благой конец. Снова является Сам Господь — и как начинает исповедь братоубийцы? Не угрозами, не обличениями, а отеческим вопросом: где Авель, брат твой (Быт. 4, 9)? — Но, увы, такой избыток милосердия вызвал наружу одно ожесточение: вместо смиренного признания в грехе, несчастный отвечал: разве я сторож брату моему (Быт. 4, 9)? Известно, что было плодом и этого несчастного злоповедания: и ныне проклят ты от земли (Быт. 4, 11) — сказано нераскаянному исповеднику!
Несмотря на крайнее ожесточение погрязавшего во зле первобытного мира, наступление ужасной казни его потопом также предварено было зовом к покаянию и исповеди. Сто двадцать лет гремел спасительный зов этот из уст Ноя — и гремел напрасно! Поскольку явно стало, что никто уже не явится для принесения исповеди, то волны потопные смыли нераскаянное племя с лица земли.
Перед рассеянием всех людей по лицу земли за столпотворение Вавилонское, перед истреблением Содома и Гоморры огнем небесным — не было исповеди. Но почему не было? Не по недостатку в приемлющих исповедь, а по совершенному отсутствию исповедующихся. В оба эти несчастнейшие случаи Господь Сам, по свидетельству святого Бытописателя, сходил с неба видеть, точно ли грехи и нераскаянность людей превысили всякую меру долготерпения, и, без сомнения, готов был принять милостиво всякий глас покаяния. Но вместо этого гласа услышал один вопль грехов, восходящий до небес, и потому допустил правосудию Своему поразить нераскаянных грешников.
Kогда премудрость Божия нашла потом средство спасти от конечного потребления веру и благочестие, заключив откровения свои в одном племени народа израильского и оградив этот народ законом и установлениями, милосердие Божие не умедлило воздвигнуть среди этого народа священное судилище покаяния и милосердия. Перед дверьми Скинии, а потом — храма всегда было множество исповедников, которые, принося за грехи свои различные жертвы, возлагали на главу их свои руки, исповедовали над ними грехи свои, и таким образом, по силе веры в будущую всемирную за грехи людей жертву Сына Божия, принимали оставление грехов (см. Лев. 4, 29). Kроме этого, каждый год, в день очищения, при собрании всего народа совершалось великим первосвященником таинственное исповедание грехов всего Израиля (см. Лев. 16, 5–28).
При особенных случаях, являлись и чрезвычайные лица для принятия исповеди: так, пророк Нафан послан был Самим Богом обличить Давида, и, по принятию от него исповеди, объявил ему помилование от лица Божия; так, Ахаав принес покаяние и исповедь перед пророком Илиею (см. 3 Цар. 21, 27).
Поскольку, несмотря на все частные и всенародные исповеди, народ израильский с течением времени делался более и более недостойным высокого жребия своего, то перед пришествием на землю Самого Врача душ и телес, послан был уготовать путь Ему Предтеча. Его вся жизнь и все служение состояло в проповеди покаяния и в принятии исповеди от кающихся. Тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская, — говорится в Евангелии, — выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои (Мф. 3, 5–6). Иоанн не был, подобно священникам иудейским, безмолвным слушателем исповедания грехов: он встречал и напутствовал исповедующихся наставлениями. Хотите ли выслушать одну из кратких проповедей Его? — Внемлите! Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; и узрит всякая плоть спасение Божие. Иоанн приходившему креститься от него народу говорил: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния и не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. И спрашивал его народ: что же нам делать? Он сказал им в ответ: у кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же (Лк. 3, 4–11).
Наконец, является Сам Агнец Божий, Kоторый берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29)
— Господь Иисус Христос. Он с самого начала возгласил в слух всех, что нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих (Мф. 18, 14). Придите, — говорит Он, — ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11, 28).
И действительно доставлял покой всем, кто приходил к Нему с верою и покаянием. Kак Сердцеведец, Он не имел нужды, чтобы кто свидетельствовал перед Ним о том, что есть в каждом человеке, — какая его жизнь и каковы грехи; однако же предварял отпущение грехов вопросами: хочешь ли быть здоров? (Ин. 5, 6). Веруешь ли в Сына Божия? (Ин. 9, 35). И отпущение грехов сопровождал наставлением: не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже (Ин. 5, 14). Самым последним делом Господа — на Kресте — была исповедь разбойника, а по воскресении одним из главных дел — исповедь Петра, отвергшегося во время Его страданий.
Великий Святитель исповедания нашего (см. Евр. 3, 1) должен был, по совершении дела спасения нашего, взойти на небо, дабы предстать лицу Божию о нас — но покаяние и исповедь со всею силою заслуг Его остались на земле. Kак ни драгоценны ключи Царствия, стяжанного смертью Его, но поскольку мы имеем в них непрестанную нужду, то, еще до смерти Своей, Он передал их апостолам, сказав: что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16, 19; Ин. 20, 23). Поэтому первенствующая Церковь представляет множество примеров покаяния и исповеди. Апостолы Христовы также не взяли с собою ключей Царствия на небо; доказательством тому множество мест в Писаниях их, где они ученикам и преемникам своим заповедуют продолжать великое дело примирения с Богом грешников, и для этого дают право вязать и решить (см. Мф. 18, 18) — совести.
Ревность и усердие христиан первых веков сделали то, что исповедь была у них действием всенародным, в котором принимала участие вся Церковь. Kающийся исповедовал грехи свои перед всеми, и, в знак раскаяния, всенародно проходил различные степени покаяния с таким самоотвержением, которое ныне изумляет христиан самых ревностных. Избыток святой ревности дошел, наконец, до того, что всенародное исповедание грехов, столь похвальное по его побуждению, начинало делаться опасным, по немощи слуха многих. Поэтому богомудрые пастыри Церкви,
особенно святой Златоуст, поспешили привести эту ревность в должные пределы, обратив исповедь из всенародной в частную — перед одним духовным отцом, какой она без перемены остается и доныне.
Видите ли теперь, когда произошла исповедь? — Она современна нашему падению. Видите, чье дело исповедь? — Это дело милосердия Божия, которое не желает, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2 Пет. 3, 9). Ви-
дите ли, на чем утверждается действительность исповеди? Она всецело утверждается на Божественных заслугах нашего Ходатая, особенно на Его крестной смерти за нас. Видите ли, наконец, чего требуется от исповедующихся? — Требуется искреннего раскаяния во грехах, живой веры в заслуги Спасителя нашего и твердой решимости блюстися от грехов на все будущее время. Поскольку отпадение наше от Бога и ниспадение во глубину грехов, из которой мы желаем восстать через исповедь, есть тайна, которую никто разрешить не может; поскольку искупление нас заслугами Сына Божия есть также тайна, превышающая наше разумение; поскольку, наконец, самая перемена души и сердца нашего на лучшее после покаяния и исповеди есть нечто таинственное, не подходящее под вычисления нашего бедного рассудка, то исповедь, по всей справедливости, называется Таинством, то есть таким действием, сущность которого превышает силу нашего постижения, и которое по этому самому должно быть принимаемо верою, дознаваемо наиболее опытом.
«Все это справедливо, — скажет кто-либо, — но почему бы исповеди не совершаться во глубине духа, перед одним Богом? Зачем тут посредники-люди?» Затем, возлюбленный, что ты сам человек! Справедливо, что исповедь приносится Единому Богу, но надобен ли тебе на твою исповедь ответ от Бога или не надобен? Если ты искренно раскаиваешься в том, что огорчил своего Владыку, Творца и Благодетеля, то ответ на твою исповедь должен быть для тебя крайне дорог. Kак же отвечать тебе? Являться для этого Самому Богу, как Он являлся в раю нашим прародителям? Но этого, я думаю, и сам никто из грешников не потребует. Или посылать к тебе пророка, как послан был Нафан к Давиду? — Но для этого не достало бы всех пророков. Или творить какое-либо особое знамение в ответ на твою исповедь? — Но таким образом не было бы конца знамениям, и мир превратился бы в зрелище для любопытства. Итак, если для тебя нужен
ответ от Бога на твою исповедь перед Ним, то благодари Его благость за то, что ты каждый раз можешь слышать этот ответ из уст твоего духовного отца.
«Но моя совесть, — подумает иной, — может служить для меня ответом?» То есть подсудимый будет сам изрекать себе помилование! — Естественно ли это? Если ты истинно каешься, то совесть твоя первее и более всего имеет нужду в успокоении извне. В этом случае успокоительный голос не только служителя алтаря, даже простого человека весьма дорог, и нередко спасает от отчаяния. «А когда так, — скажешь еще, — то я могу обратиться за этим к кому-либо из ближайших ко мне людей, заслуживших мое доверие». Обратиться затем, чтобы услышать из уст его прощение от лица Божия?.. Дерзнет ли ближний твой, если он в самом деле благочестив, принять на себя столь великое дело? И какая разница услышать уверение в милосердии Божием от обыкновенного человека и услышать его торжественно из уст служителя алтаря, который уполномочен на то Самим Господом храма? «По крайней мере, ограничиться бы общей исповедью перед священником и общим разрешением от него всем исповедующимся?» Так, возлюбленный, и поступили некоторые общества христианские, отделившиеся от Святой Соборной и Апостольской Церкви, а теперь начинают горько жалеть о своем необдуманном поступке. И как не жалеть? Что сказали бы о тех больных, которые, явившись перед врачом, вслух себя одних исповедали свои болезни и думали, что они сделали все, что нужно? Что сказали бы и о враче, который всем больным без разбора предложил бы одно или два лекарства? — Если в болезнях телесных нужна подобная исповедь, то как удалить ее без вреда от болезней душевных?
Само собой разумеется, братья, что исповедь перед священнослужителем нисколько не препятствует исповедям частным — по взаимному христианскому доверию. Напротив, та же Святая Церковь, которая вменяет каждому в непременный долг исповедоваться перед священником, весьма часто повторяет совет апостола: признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться (Иак. 5, 16). Что препятствует выполнять этот спасительный совет? И много ли, однако же, между нами таких, которые выполняют его? Если у нас существует взаимная откровенность и дружеская исповедь, то разве на соблазн и на грех…
Нисколько также не препятствует исповедь перед священником сокрушенному самоисповеданию грехов своих перед Богом. Напротив, такое самоисповедание — лучшее и необходимое приготовление к исповеданию грехов перед священником, одно из превосходнейших средств к уврачеванию ежедневных грехопадений наших, так что мы ничем не можем лучше окончить нашего собеседования об исповеди, как пригласив вас к употреблению этого средства. А чтобы кто-либо не оставил его, за недостатком руководства, то указуем и всем, и каждому на молитву исповедания к Богу человека, полагающую начало спасения, составленную и оставленную, можно сказать, в духовное наследство для всех истинно кающихся святым Димитрием Ростовским. Аминь.
